В книгах уникальной серии издательства Стрельбицкого «Русский исторический роман» оживают страницы истории, начиная с античных времен и до наших дней. Писатели, творившие на русском языке, никогда не ограничивались географическими или хронологическими рамками, но, конечно, главные темы вышедших из-под их пера творений — из истории России, Руси. Живой интерес к этим темам современного читателя побудил реализовать такой масштабный проект, как «Русский исторический роман».
«Огненный ангел» — первый роман русского поэта, прозаика, драматурга и критика Валерия Брюсова (1873–1924). Действие романа происходит в Порейнье XVI века. Ландскнехт Рупрехт встречает красавицу Ренату, одержимую злым духом. Рената рассказывает ему историю своей жизни. Когда-то она проживала в замке графа Генриха фон Оттергейма, которого принимала за воплощение «огненного ангела», явившегося ей в детстве. С того времени бесноватая Рената ищет покинувшего её Генриха…
В серию «Русский исторический роман» вошли произведения таких русских писателей, как Е. Салиас, Н. Брешко-Брешковский, В. Брюсов, Г. Данилевский, И. Гончаров, И. Лукаш, А. Вельтман, М. Загоскин, В. Аристов, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, и многих других.
или
Правдивая повесть, в которой рассказывается о дьяволе, не раз являвшемся в образе светлого духа одной девушке и соблазнившем ее на разные греховные поступки, о богопротивных занятиях магией, астрологией, гоетейей и некромантией, о суде над оной девушкой под председательством его преподобия архиепископа Трирского, а также о встречах и беседах с рыцарем и трижды доктором Агриппою из Неттесгейма и доктором Фаустом, написанная очевидцем
Non illustrium cuiquam virorum artium laude doctrinaeve fama clarorum at tibi domina lucida demens infelix quae multum dilexeras et amore perieras narrationem haud mendacem servus devotus amator fidelis sempiternae memoriae causa dedicavi scriptor.
He кому-либо из знаменитых людей, прославленных в искусствах или науках, но тебе, женщина светлая, безумная, несчастная, которая возлюбила много и от любви погибла, правдивое это повествование, как покорный служитель и верный любовник, в знак вечной памяти посвящает автор.
Мультимедийное издательство Стрельбицкого в 2015 году основало уникальную серию книг — «Русский исторический роман».
Как ни удивительно, огромный пласт русской прозы в этом жанре до сих пор не был собран в единой книжной серии. А ведь исторические романы создавали такие выдающиеся русские писатели, как Лев Николаевич Толстой, Алексей Константинович Толстой и Алексей Николаевич Толстой, Дмитрий Мережковский и Михаил Загоскин, Валерий Брюсов и Григорий Данилевский.
Книги серии «Русский исторический роман» откроют читателям незаслуженно забытые имена русских писателей XIX–XX веков и напомнят произведения великих классиков, а также представят творчество наших современников. Они будут интересны всем, кто увлекается историей или хочет почерпнуть жизненный, нравственный, художественный опыт в «делах давно минувших дней».
Цель проекта «Русский исторический роман» — собрать воедино наиболее полную картину творческих поисков и открытий нескольких поколений русских литераторов, разных убеждений и судеб, разных стилей и направлений.
Чтение русских исторических романов доставляет не только удовольствие от эталонного художественного слова (когда речь идет о классиках) и нестандартных взглядов на историю (когда речь идет о современных авторах). «История учит только тому, что ничему не учит» — этот тезис можно и опровергнуть, ведь вдумчивое чтение хорошей исторической литературы позволяет эмоционально познать прошлое так, чтобы не повторять его ошибок в будущем.
В серию вошли произведения таких русских писателей, как Е. Салиас, Н. Брешко-Брешковский, В. Брюсов, Г. Данилевский, И. Гончаров, И. Лукаш, А. Вельтман, М. Загоскин, В. Аристов, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, и многих других.
В книгах серии оживают страницы истории, главным образом, конечно, Российской — но не только — начиная с XIX века.
Исторические романы проливают свет как на драматичные, ключевые события истории, которые имели глобальные последствия для человечества, так и на небольшие эпизоды, о влиянии которых на ход истории порой мало кто задумывается. И авантюрные приключения, и трагедии, и любовные истории, и драмы человеческих судеб в горниле исторических событий — все это Вы найдете на страницах книг из серии «Русский исторический роман».
Автор «Повести» в своем Предисловии сам рассказывает свою жизнь. Он родился в начале 1505 г. (по его счету в конце 1504 г.[1]) в Трирском архиепископстве, учился в Кельнском университете, но курса не кончил, пополнил свое образование беспорядочным чтением, преимущественно сочинений гуманистов, потом поступил на военную службу, участвовал в походе в Италию в 1527 г., побывал в Испании, наконец, перебрался в Америку, где и провел последние пять лет, предшествовавшие событиям, рассказанным в «Повести». Самое действие «Повести» обнимает время с августа 1534 по осень 1535 года.
Автор говорит (гл. XVI), что он писал свою повесть непосредственно после пережитых событий. Действительно, хотя уже с самых первых страниц он делает намеки на происшествия всего следующего года, из «Повести» не видно, чтобы автор был знаком с событиями более поздними. Он, например, ничего еще не знает об исходе Мюнстерского восстания (Мюнстер взят приступом в июне 1535 г.), о котором поминает дважды (гл. III и XIII), и говорит об Ульрихе Цазии (гл. XII) как о человеке живом († 1535 г.). Сообразно с этим тон рассказа, хотя в общем и спокоен, так как автор передает события, уже отошедшие от него в прошлое, местами все же одушевлен страстью, так как прошлое это еще слишком близко от него.
Неоднократно автор заявляет, что он намерен писать одну правду (Предисловие, гл. IV, гл. V и др.). Что автор действительно стремился к этому, доказывается тем, что мы не находим в «Повести» анахронизмов, и тем, что его изображение личностей исторических соответствует историческим данным. Так, переданные нам автором «Повести» речи Агриппы и Иоганна Вейера (гл. VI) соответствуют идеям, выраженным этими писателями в их сочинениях, а изображенный им образ Фауста (гл. XI–XIII) довольно близко напоминает того Фауста, какого рисует нам его старейшее жизнеописание (написанное И. Шписсом и изданное в 1587 г.). Но, конечно, при всем добром желании автора, его изложение все же остается субъективным, как и все мемуары. Мы должны помнить, что он рассказывает события так, как они ему представлялись, что, по всем вероятиям, отличалось от того, как они происходили в действительности. Не мог избежать автор и мелких противоречий в своем длинном рассказе, вызванных естественной забывчивостью.
Автор говорит с гордостью (Предисловие), что, по образованию, не почитает себя ничем ниже «гордящихся двойным и тройным докторатом».[2] Действительно, на протяжении «Повести» разбросано множество свидетельств разносторонних знаний автора, который, согласно с духом XVI в., стремился ознакомиться с самыми разнообразными сферами науки и деятельности. Автор говорит, тоном знатока, о математике и архитектуре, о военном деле и живописи, о естествознании и философии и т. д., не считая его подробных рассуждений о разных отраслях оккультных знаний. Вместе с тем в «Повести» встречается множество цитат из авторов, древних и новых, и просто упоминаний имен знаменитых писателей и ученых. Надо, впрочем, заметить, что не все эти ссылки вполне идут к делу и что автор, по-видимому, щеголяет своей ученостью. То же надо сказать о фразах на языках латинском, испанском, французском и итальянском, которые автор вставляет в свой рассказ. Сколько можно судить, из иностранных языков он действительно был знаком лишь с латинским, который в ту эпоху был общим языком образованных людей. Испанский язык он знал, вероятно, лишь практически, а знания его в языках итальянском и французском более чем сомнительны.
Автор называет себя последователем гуманизма (Предисловие, гл. X и др.). Мы можем принять это утверждение только с оговорками. Правда, он часто ссылается на различные положения, ставшие как бы аксиомами гуманистического миросозерцания (гл. I, IV, X и др.), с негодованием говорит о схоластике и приверженцах миросозерцания средневекового, но все же в нем самом еще очень много старинных предрассудков. Идеи, воспринятые при беспорядочном чтении, смешались у него с традициями, внушенными с детства, и создали мировоззрение крайне противоречивое. Говоря с презрением о всяких суевериях, автор порою сам обнаруживает легковерие крайнее; насмехаясь над школами, «где люди занимаются приискиванием новых слов», и всячески восхваляя наблюдение и опыт, он, по временам, способен путаться в схоластических софизмах и т. д.
Что касается до веры автора во все сверхъестественное, то в этом отношении он только шел за веком. Как это ни кажется нам странным, но именно в эпоху Возрождения началось усиленное развитие магических учений, длившееся весь XVI и XVII вв. Неопределенные колдования и гадания Средних веков были в XVI в. переработаны в стройную дисциплину наук, которых ученые насчитывали свыше двадцати (см., например, сочинение Агриппы: «De speciebus magiae»[3]). Дух века, стремившийся все рационализировать, сумел и магию сделать определенной рациональной доктриной, внес осмысленность и логику в гадания, научно обосновал полеты на шабаш и т. д. Веря в реальность магических явлений, автор «Повести» только следовал лучшим умам своего времени. Так, Жан Бодэн, знаменитый автор трактата «De republica»,[4] которого Бокль признавал одним из замечательнейших историков, в то же время автор книги «La Demonomanie des sorciers»,[5] подробно исследующей договоры с Дьяволом и полеты на шабаш; Амбруаз Парэ, преобразователь хирургии, описал природу демонов и виды одержания; Кеплер защищал свою мать от обвинения в ведовстве, не возражая против самого обвинения; племянник знаменитого Пико, Джованни-Франческо делла Мирандола, написал диалог «Ведьма», с целью убедить образованных, неверующих людей в существовании ведьм; по его словам, скорее можно сомневаться в существовании Америки, и т. д. Папы издавали специальные буллы против ведьм, и во главе известного «Malleus maleficarum»[6] стоит текст: «Haeresis est maxima opera maleficarum non credere», т. е.: «Не верить в деяния ведьм — высшая ересь». Число этих неверящих было очень невелико, и среди них на видное место должно поставить упоминаемого в «Повести» Иоганна Вейра (или, по другой транскрипции его имени, Жана Вира), который первый признал в ведовстве особую болезнь.
Валерий Брюсов