Ульф Старк — шведский писатель и сценарист. Родился в 1944 году в пригороде Стокгольма. Первая детская книга Старка «Петтер и красная птица» опубликована в 1975 году, но настоящее признание пришло после выхода «Чудаков и зануд» (1984). Книги Ульфа Старка шесть раз номинировались на престижную шведскую литературную премию им. Августа Стриндберга. В 2000 году Международное жюри Премии Х. К. Андерсена отметило его заслуги особым дипломом.

Примечание

1. «Где-то за радугой» (англ.).

Информация
от издательства

Художественное электронное издание

Для младшего и среднего школьного возраста

В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком 6+

Старк, Ульф

Беглецы / Ульф Старк; иллюстрации Китти Краутер; перевод со шведского Ольги Мяэотс. — М.: Белая ворона / Albus Corvus, 2020.

ISBN 978-5-001141-61-7

Любимый дедушка Готфрида оказался в больнице. Он постоянно ворчит, ругается и размышляет о том, попадет ли на небеса. Готфрид старается как можно чаще его навещать, иногда даже втайне от родителей. У дедушки есть мечта — в последний раз навестить летний домик, где они с бабушкой когда- то были очень счастливы. Внук помогает осуществить побег — тут-то и начинаются настоящие приключения! Последняя книга всемирно известного писателя Ульфа Старка. Иллюстрации нарисовала бельгийская художница Китти Краутер, лауреат мемориальной премии Астрид Линдгрен.

The original title: RYMLINGARNA

© Lilla Piratförlaget AB, 2018

Text © Ulf Stark, 2018

Illustrations © Kitty Crowther, 2018

© Ольга Мяэотс, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2019

15

На следующий день Ронни-Адам подбросил меня до больницы.

Он повесил табличку «Скоро вернусь» на дверь булочной и позволил себе длинный обеденный перерыв. А я сбежал из школы после перемены. Сказал, что иду к зубному врачу.

Я вырезал ту статью из газеты и сунул в тетрадь по математике, чтобы она не помялась.

Когда мы пришли в дедушкино отделение, медсестра сказала нам, что хоть сейчас и не время для посещений, но мы все равно можем пройти.

— Надо бы его подбодрить, — добавила она. — Я старалась как могла. Но он слишком устал и все время спит.

Но, когда мы пришли, дедушка все же открыл глаза и вставил свою челюсть.

— Привет, шалопаи, вас-то мне и не хватало!

Он старался держаться как обычно. Но голос был слабым и хриплым. И глаза не блестели, как прежде.

— Тебе грустно? — спросил я.

— Не знаю, — проговорил он. — Варенье почти закончилось.

Банка стояла на тумбочке рядом с бабушкиной фотокарточкой. Там осталось всего несколько капель на донышке.

— Я знаю, чем тебя порадовать, — доложил я.

— Увы, парни, но пивом тут не поможешь, — вздохнул дедушка.

— Это не пиво.

— Булочки?

— И не булочки, — сказал Адам.

— Что же тогда? — пробормотал дедушка, словно ему было все равно.

— Царство небесное.

Мне пришлось повторить это дважды.

— Ты же просил меня разузнать, как там все устроено, — напомнил я.

— Это была шутка, — сказал дедушка. — Но теперь мне не хочется больше шутить.

— Да ты посмотри! Вот!

Я достал вырезку из тетрадки и протянул ему очки, лежавшие на блокноте, куда дедушка записывал те слова, которые собирался выучить.

— Я же сказал: мне не до шуток, — проворчал он.

Тогда я объяснил, что это никакие не шутки. Что именно так все выглядит по правде. Что это один мертвец рассказал, когда ожил, а с его слов все зарисовали.

Дедушка вздохнул и хотел уже вернуть мне рисунок, как вдруг лицо его просветлело. Словно его озарило сияние, исходившее от картинки. Он смотрел на нее и улыбался. В глазах блестели слезы. Губы беззвучно шевелились.

Это продолжалось всего минуту. Потом он очнулся.

— Вы видели ее? — спросил он.

— Кого? — не понял я.

— Сам знаешь.

Он рассказал, что бабушка вышла из-за скалы, словно ждала его там. Она была в старом полосатом переднике. А на голове платок. Она ничего не говорила, просто смотрела. Кажется, она была рада его видеть.

— Ты ведь помнишь, какая она была, малыш Готфрид?

— Да.

— Вот так она и выглядела.

Адам, похоже, сомневался. Но ничего не сказал, чтобы не лишать дедушку радости. Но дедушка все-таки заметил, что он не больно-то ему верит.

— Ты, поди, думаешь — это мне все почудилось?

— Ну, не знаю, — смутился Адам.

— Может, и так, — кивнул дедушка. — Она ведь только мне хотела показаться. Словно видение. А как еще?

— Ну конечно, — согласился Адам и заторопился прощаться. Он обнял дедушку, хотя тот и не любил такие телячьи нежности.

— Я подожду тебя в машине, — сказал мне Адам. — Вы тут еще побудьте вдвоем.

Он ушел, а я остался сидеть у кровати. Я держал дедушку за руку. Скоро он заснул. Я смотрел на него и вспоминал, сколько всего мы переделали вместе.

Теперь дедушка выглядел счастливым.

Немножко похрапывал. Словно пароход запускал мотор, готовясь к отплытию.

В пятницу, возвращаясь из школы, я заметил в небе ворону. Она поднималась все выше и выше, пока не превратилась в орла.

Дедушка снова совершил побег.

Но на этот раз он не вернется.

1

Листья клена перед больницей пылали красным и желтым. Я стоял у окна и смотрел на улицу. Удивительно: листья краше всего тогда, когда вот-вот опадут.

— Подойди и посмотри, — позвал я дедушку. — Такая красотища.

— Не хочу я смотреть, — проворчал он. — Мне все равно выходить не разрешают.

Я сам приехал в больницу, чтобы его навестить. До этого мы много раз ездили сюда с папой, так что я знал дорогу.

Сначала на метро. Потом на красном автобусе, и как увидишь слева на пригорке церковь — сразу выходи.

Ничего сложного.

Папа не хотел приезжать сюда чаще. Потому что с дедушкой непросто. Никогда просто не было. Но теперь с ним совсем нет сладу.

Вечно злится и кричит. Выплевывает таблетки, от которых должен был бы становиться тихим и добрым. И ругается на медсестер.

— Заперли меня тут, словно зверя в клетке! — рычит он. — За кого вы меня принимаете? Что я вам — обезьяна?

Его лицо пунцовеет, и он ругается так, что папа велит мне заткнуть уши. Папа считает, что не следует мне знать раньше времени всякие гадкие словечки.

Но я думал иначе.

Мне всегда нравилось, как дедушка сердится. Это было так здорово!

Но папа уставал от его выходок и огорчался, видя, как его толстый отец слабеет и худеет день ото дня. Поэтому он старался наведываться пореже.

— Ну почему он не может быть как все? — вздыхал папа.

Дело было в четверг. Папа вышел из своего зубоврачебного кабинета, повесил белый халат на специальный крючок и пошел по комнатам заводить часы. Их у нас было девять штук.

Он всегда заводил их по четвергам.

Я поплелся за ним следом.

— А давай заберем оттуда дедушку, — попросил я.

— Нет, — отрезал папа и принялся заводить большие напольные часы в столовой.

— Разве он не может жить в доме для престарелых тут неподалеку? Тогда бы мы могли навещать его каждый день.

Дом для престарелых стоял у нас на пустыре. Так что по нашему кварталу вечно бродили всякие старички, забывшие, где они живут. Вот и дедушка мог бы стать одним из них. И приходил бы к нам обедать. А я бы виделся с ним сколько захочу.

— Дедушка из другого района, ты же знаешь.

— Но он мог бы жить с нами. Даже в моей комнате.

— Нет, я сказал! — отрезал папа. — Дедушке трудно подниматься по лестнице. Сердце у него увеличилось и стало совсем слабое. Вдобавок он болен, обозлен, упрям и выжил из ума. Ты же помнишь, что случилось в прошлый раз.

— Ему просто не повезло, — промямлил я.

— Не повезло? — хмыкнул папа. — Ему только-только срастили перелом, а он взялся поднимать тяжеленный камень, вот кость снова и треснула. И это ты называешь невезением?

— А мне все-таки нравится, что он не такой, как другие, — сказал я. — Мы поедем навещать его в субботу?

— Там видно будет, — отмахнулся папа.