РАБОТЫ И ДНИ

Земледельческая поэма

Перевел с древнегреческого В. Вересаев

Беотия, где родился Гесиод, была страна густо населенная, плодородная и богато одаренная природой, если не говорить о климатических условиях: густой, тяжелый воздух и туман, шедший от богатых водою озер, оказывал не особенно благоприятное влияние на темперамент обитателей. Впрочем, местные условия были не везде одинаковы, как не везде одинаковы были народная жизнь и народный характер. Так напр., феспийцы отличались от остальных беотийцев живым чувством чести и патриотизмом. Они и позднее единственные во всей этой стране подняли оружие против персов. Мы навряд ли ошибемся, если увидим здесь следствие влияния ионийского элемента, так как эту часть Беотии раньше занимали ионийцы.

Беотия имеет богатую историю, идущую в глубокую древность. Невероятное количество легенд связано с каждым клочком этой страны. Она занимала небольшое пространство, но уже с ранних времен стала театром продолжительных войн, так что ее по праву можно было назвать местом пляски бога войны. Нигде не встречаем мы так много имен маленьких народностей, частью живших рядом, частью- сменявших друг друга, так как Беотия не раз меняла свое население. Во время последнего великого переселения, страною овладело племя эолийских беотийцев, раньше жившее в Фессалии. Прежние обитатели частью выселились, однако, многие и остались; в большинстве случаев они принадлежали, особенно в южных пограничных областях, к ионийскому племени. Беотийский диалект показывает вполне ясно, что позднейшее население образовалось из слияния двух различных элементов. Это — смешанный говор, в основе своей эолийский, но с сильной ионической окраской.

О старых беотийцах никак нельзя, судить по позднейшим описаниям, часто весьма пристрастным. Нерасположение соседей, особенно афинян, сознававших свое превосходство, никогда не щадило беотийцев и вело к сильным преувеличениям. Если эти неблагоприятные отзывы нужно принимать с осторожностью даже относительно позднейшего времени, то мы еще меньше имеем право относить их к более ранним векам. В эпоху около первой олимпиады (776 г. до P. X.) уровень культуры стоял в Беотии нисколько не ниже, чем в большинстве местностей континентальной Греции. Правда, нечто тяжеловесное было свойственно беотийцам во все времена, поэтому полный, свободный расцвет духа удается только немногим выдающимся натурам. Из Гесиода мы можем также заключить о склонности его земляков к чувственным наслаждениям и косности. Вот как обращаются к ним Музы в вступлении к «Теогонии» (ст. 26).

Однако беотийцы вовсе не были тупоумным народом, недоступным обучению, чуждающимся всего высокого. В кругах благородных родов, стоявших во главе правления, долго еще держалась рыцарская жизнь. Поэтому женщины пользовались особенным уважением. Недаром фиванские женщины, совсем так, как фессалийские й спартанские, выдавались красотою и природною прелестью, которая и позднее еще сказывалась в полной вкуса скромной одежде, в движениях тела и в речи. Беотийцы, правда, не были большими друзьями многословия, но поэзию они любили. С древних времен находим мы на Геликоне святилище Муз, пользующееся большим почетом. Религиозные и героические песни держались в памяти народа, относившегося любовно и благоговейно к памяти прошлого. Поэтому Гомеровы песни находили здесь радушный прием, и характерно, что новый расцвет эпической поэзии происходит как раз в Феспиях, — «гостеприимных, любимых Музами», по выражению поэтессы Коринны. Но Беотии не было суждено стать постоянным обиталищем поэзии. Вероятно, неустройства общественной жизни заставили Гесиода переселиться в соседнюю страну западных локров.

В этой стране жизнь не ограничивалась одним только земледелием и скотоводством. Локры были также деятельными мореплавателями и торговцами до той поры, пока преобладание Коринфа не заставило их от этого отказаться. Спокойная размеренность жизни, свойственная вообще дорийцам, прирожденное чувство порядка характеризует также и локров в противоположность эолийским беотийцам; ведь именно локры первыми установили у себя господство писаного закона. Любовь к песням и мусическим искусствам не составляет исключительной особенности локров, переселившихся в Италию, но была свойственна всем ветвям этого племени. Таким образом поэт мог уверенно ждать здесь радушного приема. Эпическая поэзия, пересаженная к дорийцам, вскоре пускает крепкие корни и принимает своеобразный характер. Как ни заманчива была попытка вступить в состязание с ионийскими певцами, но поэзия, воротившаяся теперь снова на свою старую родину, идет собственною дорогою и ставит себе более скромную цель.

Этот новый характер эпической поэзии мы чувствуем вполне ясно в творчестве Гесиода и его последователей. Таким образом, дорийцы оказали гораздо больше влияния на эпическую поэзию, чем обыкновенно думают. Продолжение Илиады на Крите и Одиссеи в Лаконии показывает, какой живой интерес проявляли дорийцы к гомеровой поэзии. И если поэзия Гесиода и имеет свои корни в Аскре, в эолийской Беотии, то вполне распускается впервые лишь в локрийском Навпакте.

О происхождении и жизни Гесиода до нас дошли от древних самые фантастические сказки. Его мнимое родство с Лином, Пиаром, Орфеем или Гомером, победа, которую он якобы одержал своими мирными песнями над воинственными песнями Илиады, имеет столь же мало вероятия, как легенда, делающая беотийского поэта, поселившегося под старость в Локриде, отцом поэта Стесихора. Единственные достоверные сведения о жизни Гесиода дает нам его поэма «Работы и дни» в тех ее частях, подлинность которых не вызывает сомнений.

Из нее мы знаем, что Гесиод был сыном моряка из эолийской Кимы. «Убегая от жестокой нужды» (ст. 638), отец его переселился в Беотию, в местечко Аскру, входившее в феспийский округ. Имя Гесиодова отца неизвестно. Древние биографы называют его Днем, но это основано на ошибочном чтении ст. 299 поэмы (Δίου γενός вместо δίον γένος). Гесиод дает основание предполагать, что местечко не было целью путешествия его отца, но что он только «заехал» сюда (635) и осел, очевидно, потому, что здесь представился случай приобрести владение. Иначе было бы странно, почему он выбрал эту суровую горную местность, «тягостную летом, зимою плохую» (640). Пути сообщения были там очень плохие, потому что долина Аскры не имеет выхода; кроме того, через геликонский массив не проходило ни одной из истмийских дорог, которыми пользовались торговые караваны.

Принужденные обходиться собственными средствами, лишенные возможности обмена с более цивилизованными чужестранцами, обитатели жили преимущественно земледелием.[1]

Гесиод, выросший в Аскре,[2] с ранних лет занимался обработкой отцовского участка. Пахота, сев, жатва, сбор винограда, — те же работы чередовались для него из года в год с однообразною правильностью, которая суживает горизонт человека и пригибает его голову к земле, требующей для себя всего внимания и всех сил.

Наиболее известным событием в жизни Гесиода является его распря с братом Персом. Перс был человек ленивый, разгульный и завистливый. Когда, после смерти отца, братья поделили между собою наследство, Перс заявил недовольство произведенным разделом и затеял против Гесиода процесс перед «царями» Феспий. Эти семь начальственных лиц стояли во главе военного и религиозного управления краем; к ним же граждане обращались в своих распрях, как к судьям; приговоры, поизносившиеся ими на площади, принимали силу закона.[3] «Цари» эти были подкуплены Персом и постановили приговор в его пользу. Гесиод, которому его щепетильная честность послужила только во Бред, отомстил за себя тем, что обессмертил в своих стихах бесчестные интриги брата и продажность судей. Персу же не пошло в прок добро, нажитое плохим путем. Он наделал долгов, впал в бедность и стал влачить плачевную жизнь, нищенствуя с женою и детьми. Без успеха стучался он во все двери и тщетно умолял о жалости своего брата. Теперь Гесиод был бесчувствен ко всем его мольбам.

Это происшествие и послужило предлогом, — или, по крайней мере, отправной точкой, — для составления поэмы «Работы и дни». Гесиод, превосходно знакомый со всем деревенским укладом, поставил себе целью нарисовать Персу жизнь, какую он должен был бы вести, чтобы практически и морально быть добрым земледельцем. Это давало Гесиоду случай развернуть свои познания, которые могли оказаться полезными людям, находящимся в подобных же условиях жизни.

Кроме советов по земледелию и мореходству, поэма содержит еще сведения по естественной истории и астрономии, нередко поражающие нас своею точностью: если исключить фантастические легенды, упоминаемые мимоходом (напр., о полипе, гложущем собственную ногу, ст. 525), то мы находим у Гесиода лишь факты, которые сам он проверил самым тщательным образом. Между прочим, одно обстоятельство заслуживает особенного внимания: Гесиод в подробностях знаком со старинными мифами и со всеми приемами, которыми приобретается благоволение богов; часть этого знания, во всяком случае, Гесиоду могло дать только обучение у жрецов. В таком случае нам станет понятна та исключительная слава, какою старый беотийский певец пользовался у всей древности за свое всезнание; уважение внушали не только его талант и характер, но и религиозные его сведения. В глазах потомства он навсегда остался таким, каким сам хотел себя обрисовать: «чтущим богов, рассудительным мужем» (731).

Можно было бы утверждать, что Гесиод пользовался этою славою уже при жизни, если бы критика не подвергла весьма серьезным сомнениям, то место «Работ и дней», где поэт минает о победе в поэтическом состязании, одержанной им на погребальных играх в честь Амфидаманта (651–658). Тут нет ничего невероятного; но, к сожалению, факт этот недостаточно установлен, короткий же рассказ, вставленный в поэму, очень быстро оброс совершенно неприемлемыми легендами; так напр., в связь с ним древние ставили мнимую победу Гесиода над Гомером, о которой рассказывается в позднем произведении «Состязание Гомера и Гесиода». Следует отметить здесь одну подробность: Гесиод сообщает, что это — единственное путешествие, которое он сделал по морю. Автор «Работ и дней» не был странствующим певцом; он был мужик-домосед, очень привязанный к земле, особенно к собственной земле; ее, вероятно, он обрабатывал до конца жизни и покидал лишь на короткое время для того, чтобы выступить со своими стихами на празднике или на состязании в том или другом из соседних городов. Вся древность верила, что Гесиод был принужден удалиться в изгнание к локрам. Но это весьма сомнительно. Если бы, однако, это даже было и так, то самый факт переселения его в соседнюю страну вовсе еще не свидетельствовал бы о том, что поэзия заставила его отказаться от деревенской жизни, которой он был обязан своим вдохновением.

О смерти Гесиода создалось много легенд. Павсаний (IX, 31) рассказывает:

В «Пире семи мудрецов», приписываемом Плутарху, о смерти Гесиода рассказывается так:

Личность Гесиода ярко вырисовывается в его поэме. Характер его нам известен гораздо более, чем события его жизни. Деятельный, практичный, склонный к приобретательству, но щепетильно честный, безжалостный в своей суровой добродетельности, всегда бодрый и редко удовлетворенный, то холодно рассудительный, то суеверный до полнейшей бессмыслицы, натура угрюмая и мрачная, у которой даже улыбка всегда хранит горькую складку иронии, — Гесиод напоминает нам здоровое и крепкое растение, не имевшее возможности вполне развиться в тяжелом воздухе Беотии, на скудной почве Геликона.