Над книгой работали

Перевод Юлии Серебренниковой

Редактор Сергей Бондарьков

Корректура Юлии Кожемякиной

Обложка и верстка Владимира Вертинского

Технический редактор Лайма Андерсон

Главный редактор Александра Шадрина

18+

NO-KIDDING.RU

jesus’
son denis
johnson

Farrar, Straus & Giroux
New York · 1992

иисусов
сын денис
джонсон

No Kidding Press
Москва · 2020

Информация
от издательства

Джонсон Д.

Иисусов сын / Д. Джонсон ; пер. Ю. Сереб­ренниковой ; под ред. С. Бондарькова. — М. : No Kidding Press, 2020.

ISBN 978-5-6042478-9-1

Денис Джонсон начинал как поэт, опубликовал несколько сборников стихов, писал романы, получал премии, но по-настоящему прославился после этой книги рассказов. Главный герой «Иисусова сына» — алкоголик и наркоман, ненадежный, но предельно откровенный рассказчик. Он совершает сомнительные поступки и ждет от себя вещей похуже, путается и сбивается — но временами видит мир с ясностью прозрения.

Бобу Корнфилду

aвария во время путешествия автостопом

Коммивояжер, который угощал меня выпивкой и спал за рулем… Чероки, накачавшийся бурбоном… «Фольксваген» — не машина, а пузырь гашишного дыма, направляемый вперед студентом колледжа…

И семья из Маршалтауна, машина которой врезалась в другую машину и убила мужчину, ехавшего на запад из Бетани, штат Миссури…

…Я поднялся, насквозь мокрый после сна под проливным дождем и не до конца в сознании — спасибо первым троим из тех, кого я уже назвал, коммивояжеру, индейцу и студенту, каждый из которых меня чем-то угощал. Я стоял у въезда на автостраду, не надеясь, что меня кто-то подберет. Я даже спальник не стал сворачивать, какой смысл — я был слишком мокрый, чтобы кто-нибудь пустил меня в машину. Я набросил его сверху, как дождевик. Ливень хлестал асфальт и клокотал в выбоинах. Мысли у меня в голове жалобно гудели. От таблеток, которыми меня накормил коммивояжер, я чувствовал себя так, как будто кто-то выскоблил внутреннюю поверхность моих вен. У меня болела челюсть. Я знал каждую дож­динку по имени. Я чувствовал все до того, как оно происходило. Я знал, что этот «олдсмобиль» остановится рядом со мной, прежде чем он успел замедлить ход, а услышав приветливые голоса людей внутри, я уже знал, что будет гроза и мы попадем в аварию.

Мне было все равно. Они сказали, что довезут меня прямо до места.

Мужчина и его жена взяли девочку к себе вперед, а младенца оставили на заднем сиденье вместе со мной и моим насквозь мокрым спальником.

— Быстро мы не поедем, — предупредил мужчина. — У меня тут жена и дети.

Да, вы те самые, подумал я. Приткнул спальник к левой двери, положил на него голову и уснул, не заботясь о том, жив я или мертв. Младенец лежал прямо на сиденье рядом со мной и спал. Ему было месяцев девять.

…В тот же день, еще до всего этого, мы с комми­вояжером мчались в Канзас-Сити на его роскошном автомобиле. С самого Техаса, где он подобрал меня, между нами установился дух опасного и циничного товарищества. Мы опустошили его баночку с амфетаминами и время от времени сворачивали с автострады, чтобы купить еще бутылку «Кэнейдиан клаба» и пакет льда. У него в машине были цилиндрические держатели для стаканов на обеих дверях и белый, под кожу, салон. Он сказал, что я могу переночевать в его доме, с его семьей, но сначала он хотел заехать к одной знакомой.

Под облаками Среднего Запада, похожими на огромные серые мозги, мы съехали с автострады, как будто несомые течением, и сели на мель в кан­зас­ском часе пик. Стоило нам замедлить ход, как вся магия нашего путешествия испарилась. Он все говорил и говорил о своей подружке. «Она мне нравится, наверное, я люблю ее, но у меня жена и двое детей, а это обязательства. И, кроме всего прочего, я люблю свою жену. У меня дар любить. Я люблю своих детей. Всех своих родственников люблю». Он все продолжал, а я почувствовал себя брошенным, мне стало грустно: «У меня есть лодка, маленькая, шестнадцать футов. Две машины. А на заднем дворе есть место для бассейна». Он застал свою девушку на работе. У нее был мебельный магазин, там я его и потерял.

До самой ночи на небе ничего не менялось. Потом было темно, и я не видел, что надвигается гроза. Водитель «фольксвагена» — студент, тот самый, который накурил меня гашишем, — высадил меня за чертой города, как раз когда начался дождь. Несмотря на все амфетамины, которые я съел, меня так придавило, что я не мог стоять. Я лег на траву у съезда с автострады и проснулся в луже, которая образовалась вокруг меня.

А потом, как я уже говорил, я спал на заднем сиденье, а «олдсмобиль» — с семьей из Маршалтауна, — поднимая брызги, ехал сквозь дождь. И хотя мне что-то снилось, я смотрел прямо сквозь веки и мой пульс отмерял секунды. В те годы трасса, проходящая через западную часть Миссури, представляла собой обыкновенную двухполосную дорогу, по крайней мере большая ее часть. Когда мимо нас пронеслась встречная фура, мы потерялись в слепящих брызгах и страшном грохоте, как будто нас протащили через автомойку. Дворники, ездившие туда-сюда по лобовому стеклу, не особо помогали. Я совсем вымотался и через час спал уже более крепким сном.

С самого начала я точно знал, что произойдет. Но проснулся я от криков мужчины и его жены, которые яростно отрицали происходящее.

— О — нет!

— НЕТ!

Меня с такой силой бросило на спинку их си­денья, что она сломалась. Некоторое время я коло­тился между сиденьями. Жидкость, про которую я сразу понял, что это кровь, летала по всей машине и лилась мне на голову. Когда все закончилось, я снова оказался на заднем сиденье, в том же положении, в каком спал. Я приподнялся и осмот­релся. Наши фары погасли. Монотонно шипел радиатор. Никаких других звуков слышно не было. Судя по всему, в сознании был я один. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел, что младенец лежит на спине рядом со мной так, словно ничего не произошло. Глаза у него были открыты, и он трогал щеки своими маленькими ладошками.

Через минуту водитель, который лежал на руле, сел и уставился на нас. Лицо у него было разбито и темно от крови. От его вида у меня забо­лели зубы — но, когда он заговорил, я услышал, что зубы у него на месте.

— Что произошло?

— Мы попали в аварию, — ответил он.

— Малыш в порядке, — сказал я, хотя понятия не имел, как он.

Водитель повернулся к жене.

— Дженис, — позвал он, — Дженис, Дженис!

— Она в порядке?

— Она умерла, — ответил он, бешено тряся ее.

— Нет, не умерла, — теперь я сам был готов все отрицать.

Их дочь была жива, но без сознания. Она изда­вала какие-то жалобные звуки. Но мужчина продолжал трясти свою жену.

— Дженис! — крикнул он.

Его жена застонала.

— Она жива, — сказал я, выбираясь из машины, чтобы сбежать.

Я слышал, как он сказал:

— Она не просыпается.

Я стоял там посреди ночи, почему-то с младен­цем на руках. Должно быть, все еще шел дождь, но я вообще не помню, какая была погода. Мы столк­нулись с другой машиной на, как я тепе­рь мог видеть, мосту на две полосы. Воду под нами было не разглядеть в темноте.

Когда я приблизился к той другой машине, я услышал резкий, металлический хрип. Кто-то наполовину свешивался из открытой пассажирской двери, вниз головой, в позе акробата на трапе­ции. У машины был смят бок, ее так сильно сплющило, что внутри не осталось места даже для ног этого парня, не говоря уже о водителе или других пассажирах. Я просто прошел мимо, не останавливаясь.

Вдалеке показались огоньки фар. Я побежал в начало моста, одной рукой размахивая, чтобы остановить машину, а другой прижимая к себе младенца.

Это оказалась большая фура, она со скрежетом затормозила. Водитель опустил окно, и я закричал ему:

— Там авария. Езжайте за помощью.

— Я не могу здесь развернуться, — ответил он.

Он впустил меня с младенцем на пассажирское место, и мы просто сидели в кабине и смотрели на разбитые машины в свете фар.

— Никто не выжил? — спросил он.

— Я не понимаю, кто жив, а кто нет, — при­­з­нался я.

Он налил себе кофе из термоса, погасил фары и оставил гореть только габаритные огни.

— Сколько сейчас времени?

— Минут пятнадцать четвертого, — ответил он.

Судя по тому, как он себя вел, он разделял мою неготовность что-то предпринимать. Я почувствовал облегчение и чуть не расплакался. Все это время я думал, что от меня что-то требуется, но я не хотел знать что.

Когда с другой стороны показалась еще одна машина, я подумал, что надо с ними поговорить.

— Посмотрите за ребенком? — спросил я у води­теля фуры.

— Ты лучше не выпускай его из рук, — ответил он. — Это мальчик?

— Кажется, да.

Мужчина, который свешивался из разбитой машины, все еще был жив, я остановился рядом с ним, потому что уже немного освоился с тем, насколько страшно он был покалечен, и убедился, что ничем не могу помочь. Он громко и неистово хрипел. Когда он выдыхал, у него на губах пузырилась кровь. Дышать ему оставалось недолго. Я это знал, а он нет, — передо мной была великая печаль человеческой жизни. Не в том смысле, что все мы когда-нибудь умрем, — это не так уж и печально. Я имею в виду, что он не мог рассказать мне, что ему снится, а я не мог сказать ему, как все на самом деле.

Вскоре по обеим сторонам моста длинными рядами встали автомобили, их фары освещали дымящиеся обломки, в этом было что-то от вечерней игры на стадионе, машины скорой помощи и полиции проталкивались поближе, и воздух пульсировал цветом. Я ни с кем не разговаривал. У меня был секрет: за это короткое время я превратился из президента этой трагедии в безликого наблюдателя на месте чудовищной аварии. В какой-то момент полицейский узнал, что я был одним из пассажиров, и взял у меня показания. Я ничего не помню, помню только, как он сказал мне: «Потушите сигарету». Мы прервались, чтобы посмотреть, как умирающего мужчину загружают в скорую. Он все еще был жив, все еще бесстыдно грезил. C него текли струйки крови. У него дергались колени и тряслась голова.

Со мной все было в порядке, и я не видел, как все произошло, но полицейский все равно обязан был опросить меня и отвезти в больницу. По рации у него в машине передали, что мужчина умер, мы как раз въехали под козырек отделения неотложной помощи.

Я стоял в коридоре, выложенном кафельной плиткой, и, примостив к стене свой мокрый спальник, разговаривал с человеком из местного похоронного бюро.

Проходивший мимо врач остановился сказать, что мне надо бы сделать снимок.

— Не надо.

— Лучше сейчас. Если потом что-то проявится…

— Со мной все в порядке.

По коридору шла жена. Великолепная, пылающая. Она еще не знала, что ее муж мертв. Мы знали. Вот почему у нее была такая власть над нами. Врач проводил ее в кабинет с письменным столом в конце коридора, просвет под дверью засверкал и залучился, как будто там внутри какая-то колос­сальная сила испепеляла бриллианты. Что за легкие! Когда она закричала, я подумал, что так, наверное, кричит орел. Я был счастлив быть живым и слышать этот крик! С тех пор я повсюду искал это чувство.

«Со мной все в порядке», — как у меня язык-то повернулся. Но я всегда был склонен обманывать врачей, как будто крепкое здоровье полностью состояло в способности их одурачить.

Несколько лет спустя, как-то раз, когда я оказался в отделении детоксикации Сиэтлской цент­ральной больницы, я использовал ту же тактику.

— Вы слышите необычные звуки или голоса? — спросил меня врач.

— Помоги нам, о Господи, как больно, — вопили ватные тампоны.

— Не то чтобы.

— Не то чтобы, — повторил он. — Ну и что это значит?

— Я сейчас не готов в это углубляться, — отве­тил я. Желтая птичка запорхала прямо у меня перед лицом, по моим мышцам пробежал спазм. Я забился как рыба. Я изо всех сил зажмурил глаза, из них брызнули горячие слезы. Когда я открыл глаза, я лежал на животе.

— Как комната стала такой белой? — спросил я.

Прекрасная медсестра трогала мою кожу. «Это витамины», — сказала она и запустила в меня иглу.

Шел дождь. Над нами склонились гигантские папоротники. Лес сползал по склону холма. Я слышал, как бежит по камням ручей. И вы, смешные вы люди, ждете, что я помогу вам.

двое

Первого я встретил, когда возвращался с танцев, которые устраивала Ассоциация ветеранов иностранных войн. Меня увели оттуда два моих друга. Я забыл, что мы пришли вместе, но вот, они стоя­ли передо мной. Я в очередной раз возненавидел этих двоих. В основании нашей дружбы лежало нечто ошибочное, какое-то изначальное недопонимание, которое пока что не всплыло, так что мы продолжали держаться друг друга — ходили в бары, разговаривали о чем-то. Обычно такие ложные союзы распадались через день-полтора, но этот продержался больше года. Потом одного из них ранили, когда мы влезли в аптеку, и мы вдвоем с другим бросили его, истекающего кровью, у заднего входа в больницу, и его арестовали, и все связи разрушились. Позже мы заплатили за него залог, а потом с него сняли все обвинения, но мы уже распахнули наши грудные клетки и показали свои трусливые сердца, а после такого не остаются друзьями.